Дом построят. Будем жить?
Калужский драматический театр показал премьеру спектакля «Зеленая зона» по одноименной пьесе Михаила Зуева
Что отличает хорошую пьесу, помимо мастерски написанных диалогов и яркой интриги? Конечно наличие скрытого второго, третьего, четвертого планов. Чем их больше, тем шире возможности у режиссера рассказать зрителю о том, что его действительно волнует. "На сцене люди обедают, пьют чай, а в это время рушатся их судьбы", - эта фраза Антона Чехова как нельзя лучше раскрывает секрет качественной драматургии.
«Зеленую зону» драматург Михаил Зуев написал в самом конце 80-х годов. Уже ясно виден был конец эпохи, но будущее страны представлялось в тумане. И в это время появляется пьеса о середине века, о, казалось бы, заурядном событии – возможности кучки людей переехать из рабочего барака в новый многоквартирный дом. И о крахе иллюзий, надежды на лучшее будущее – расселять-то решили не их, а соседей. Аллегория невозможности обретения счастья и в то же время непонимания того, что счастье – оно не снаружи, оно внутри каждого человека, - показана в пьесе через бытовые зарисовки историй нескольких семей, вынужденных жить в бараке у стены завода в маленьком городке, неподалеку от Москвы.
Прелесть подобных пьес ещё и в том, что они, повествуя о быте в определенный отрезок истории, на самом деле постоянно говорят о дне сегодняшнем. Действительно, как в середине прошлого века фурор производили наручные часы на запястье соседа («Ух, ты! Настоящие? Тикают?), так сегодня реагируют на новый гаджет в руках приятеля (Ух, ты! Айфон! Шестой?) Впрочем, разница есть. Она видна и весьма существенна. Жизнь в общем «бараке» с фанерными стенами, с общими праздниками и бедами не позволяла людям чувствовать себя одинокими.
Спектакль «Зеленая зона», поставленный ученицей Леонида Хейфеца режиссером Юлией Беляевой лишен пафоса, громких и навязчивых метафор. Нет в нем модных нынче видеоэкранов, голых людей (хотя в пьесе есть возможность для режиссера пустить «клубнички для заманухи»). Он простой понятный. История, рассказанная режиссером, правдива. Очень аккуратно разложены по полочкам отношения героев между собой, их мысли и желания.
Бытовые картины жизни тех времен лишены аляповатости и плакатности. Серые ватники, которые, быть может, вызовут вопросы по поводу слишком затасканного символа, вполне оправданы – все эти люди работают на одном заводе и всем им выдают одинаковую спецодежду. Глухой красного кирпича забор завода, у которого стоит рабочий барак, закрывает этих людей от всего мира. Художник спектакля Максим Железняков создал на сцене обособленный мир. Усиливает это впечатление и конструкция самого барака из зеленых железных стен. Эти стены подвижные, они вращаются вокруг центра, громко хлопая и скрежеща во время движения. Визуальный и ясный символ этого мира, вращающегося вокруг себя и не имеющего никакого шанса вырваться наружу, за кирпичную, почти кремлевскую стену.
Над бараком построена голубятня – ещё один знаковый символ тех времен. Спектакль и начинается с того, что мальчик на голубятне машет белым флагом – созывает голубей. Птиц, свободно парящих в небесах. Однако, вместо них из зала на сцену – в их мир - приходит странная баба с баяном в руках и крыльями за спиной (Ирина Бургонова). Ангел –надежда. Но мир их исковеркан, и ангел предстает в виде городской сумасшедшей, распевающей на протяжении всего спектакля одну и ту же незамысловатую песенку. Кривая надежда уходит от них в финале под тревожные глухие звуки туб. Трио тубистов остаются одни внутри квадрата барака. И играют. Как играли музыканты оркестра парохода «Титаник». Любопытная аллюзия к прошлому спектаклю Юлии Беляевой на малой сцене драмтеатра. Он так и называется – «Оркестр Титаник». Впрочем, скорее всего, это лишь совпадение. Любопытное совпадение.
В спектакле нет отрицательных персонажей. Их поступки понятны и оправданы. Они живут по душе. Пусть взбалмошной и нечесаной, но душе. Живой душе, может по-этому и зона названа зеленой? И реакция персонажей на события, их взаимоотношения столь притягательны? Ведь именно это отличает их от взаимоотношений дня сегодняшнего: гламурных и фальшивых, пустых и не глубоких.
Юлия Беляева взяла в свой новый спектакль практически в полном составе актеров, работавших с ней над «Оркестром Титаник». Валерий Смородин (Толя Гущин), Михаил Кузнецов (Прохор Пасечник), Людмила Фесенко (Клава Горохова), Захар Машненков (Николай). Костяк сложившейся команды очень удачно дополнил Дмитрий Денисов. Его Максим Корнеев, фронтовик, с болью воспринимающий любые попытки осквернить страну и Победу, очень правдив. Он защищал эту «широкую страну мою родную» и теперь готов убить любого, кто посмеет потешаться над сокровенным для него. Однако прелесть в представленном характере Максима Корнеева (как и практического каждого персонажа спектакля) в его многогранности. Жизнь как она есть выплескивается со сцены. Готовность зашибить табуреткой пасынка сменяется чисто русским от души примирением с ним.
Заняты в спектакле и студенты актерского отделения «Щуки» при театре. Среди них я бы отметил Евгению Сергееву в роли Лиды. Образ молодой влюбленной по уши девчонки сыгран удивительно трепетно. То, как она берет из рук своего тайного возлюбленного Толи Гущина какую-то вещицу, пытаясь скрыть восторг, как она ведет сцену взрывного юношеского признания в любви на голубятне, - эти моменты украсили спектакль. И при этом очень живой эпизод показывающий многогранность выстроенного характера – возвращение за флакончиком духов «Красная Москва», подаренным ей соседом, не любимым ею, просто приятелем детства.
Действие спектакля разбито режиссером на цепочки отдельных эпизодов-историй жизни близких людей. Муж, Прохор Пасечник с женой Паней (Светлана Никифорова), Валя Лебедева (Анна Сорокина) с мужем Николаем, Шура Салова (Людмила Парфирова) с внучкой Лидой… Встречаются же они вместе всего лишь в двух случаях: когда общий праздник и когда общая беда. И очень примечательно, что виновником своей общей беды эти люди считают не тех, кто загнал их в грязный барак, кто устроил им жизнь под забором кирпичной стены в изоляции, а того, кто дал им пусть временную, но надежду на лучшую жизнь. Он и становится жертвой. Ничего не напоминает?
Владимир Андреев.
Фото Георгия Орлова.
